Хорошее лицо Марии Машковой. Колонка Романа Носикова

Посмотрел очередной фильм Ю. Дудя про Марию Машкову. Впервые должен сказать, что это был действительно интересный фильм. Разумеется, не так, как задумывал автор.

Это оказалось очень поучительное зрелище. 

Именно во время просмотра этого фильма я наконец-то понял, что такое «светлое лицо».  И нет — я не собираюсь сегодня кого-то бичевать и осуждать. Сегодня я буду грустить.

И приглашаю вас, мои дорогие читатели, погрустить со мной. 

Маше и Юрию удалось создать на экране хрупкий, нежный ранимый человеческий образ.  Образ человека, разрываемого между своей любовью к семье и своей гражданской позицией.

И это подействовало. 

Я обнаружил, что начал проникаться к Маше сочувствием. Я по-прежнему не разделял ее политическую позицию, но ее любовь к бабушке, ее любовь к отцу, ее страх за этих людей — не могли оставить меня равнодушным.

Маша ехала по Америке в своей старой «камри» и слушала российскую музыку — песни на стихи Осипа Мандельштама.  И это тоже привлекало. Я обожаю «Серебряный Век». Если бы я мог за что-то полюбить «Россию, которую мы потеряли» — то за это. 

Мне на плечи кидается век-волкодав, Но не волк я по крови своей, Запихай меня лучше, как шапку, в рукав Жаркой шубы сибирских степей.

Оператор, который работал с Юрием Дудем — тоже знал свое дело. Он концентрировался на глазах Марии — очень красивых, прозрачных, широко открытых. Это создавало ореол беззащитности.

Но эта беззащитная женщина имела смелость любить, дружить. Не соглашаться. Она не прячется от страдания. И это вызывает желание защитить. Все мужские инстинкты начинают просто вопить о том, что нужно непременно защитить эту женщину от зла, от обид, от жестокости, от оскорблений и обвинений в предательсве. 

Она любит своего мужа и считает, что он похож на Сергея Рахманинова. И разве это не прекрасно?   

У нее же действительно такое хорошее светлое лицо. 

Ну и что, что у нее не такое как у меня мнение? Она же имеет право на мнение?  Разве кто-то назначил меня эталоном, под который необходимо ровняться? Так какое же я право имею думать о человеке плохо только потому, что он думает иначе чем я?

Да, во время «Болотной» мы оказались по разные стороны. Как она сама выразилась: 

«… смотрела «Дождь» (СМИ, включенное в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента) и там были все мои друзья. Все!»

Друзья — это важно. Человек без дружбы — это либо монах, и то не всякий, либо ущербный, не способный на человечность. 

У нас разные друзья. Одни видят будущее России так, а другие иначе. Это же не повод для ненависти и вражды. 

Мы все любим Россию.  Просто иначе. 

Мы ее любим с Путиным, а они — без. 

Мы — с Крымом и Донбассом. А они без. 

Мы ее любим такой какая она есть — с ее народом — ватниками и колорадами. 

А они — без. 

И это и есть ответ на все вопросы о том, как заиметь себе «светлое лицо» — такое, чтобы тебя Дудь снимал. 

Вот красивая женщина смотрит на меня с экрана и говорит: 

«Женщины добрейшие, которые смотрят эти сериалы под жаренье картошки…. У меня это разрывает сердце, потому что я не могу поверить, что у них такая злоба внутри и что они могут войну вообще хоть чем-то оправдать… Они как будто заколдованные… »

И вот в этот момент все очарование, созданное видеорядом, внезапно рушится, отваливается с фасада фильма, как плохо приклеенная плитка, падает, как дом, разваленный на части ракетами, сползает клоками, как гнилое мясо. 

Потому что «добрейшие женщины» с «Дождей», эти «Анечки и Катечки», которые не жарят, наверное, картошку, а питаются чем-то более дорогим — эти люди восемь лет смотрели на то, как идет война, на то, как убивают людей, как рвут на части женщин и их детей и мужей, как женщин пытают и топят с привязанным к ногам камнем, как расстреливают с самолетов, а потом придумывают рассказы про «кондиционер». Они смотрели на то как донецкие носят на руках своих убитых детей — и у них ни нашлось ни одного слова для того чтобы обронить его в защиту этих людей. 

В нашу защиту, потому что их убивают за то, что они — это мы, но в пределах досягаемости артиллерии. 

И вот ты смотришь на экран уже совершенно другими глазами. Ты пытаешься найти причину, по которой тебя так ненавидят, причину злобы — и не видишь. В этих ясных глазах нет ничего.  В них ничего не отражается. 

Эти глаза ничего не видели.

И в этот момент тебя настигает жуткая догадка: Весь это Рахманинов и Мандельштам, эти Анечки и Катечки, эти музыки в машине, да и этот Дудь — они не мостик к нам. Они не вместе с нами. Это не способ нас понять. Это не то, что мы с Машей можем любить вместе. Это вместо нас. Это захлопнутая перед нашим носом дверь в приличный дом, где нам не место. 

Нас в этих глазах — нет. 

И это и есть ответ на все недоумения и вопросы.

И на вопрос, как человек, который так ненавидит войну, живет в стране, которая воюет непрерывно и уничтожает страны каждое десятилетие.

И ответ на вопрос, почему этот человек плакал на инаугурации Байдена. 

И почему обнимался с украинкой, которая спросила: «Почему для нас (украинцев) Родина это люди, а для вас — государство?»

Ответ не прозвучал, но подразумевался. Потому что русские — не вполне люди. В отличие от украинцев. 

Секрет светлого лица оказался прост. Это лицо освещается глазами, которые тебя не видят. 

Ни твоей жизни, ни твоей смерти.