О российской чести и французском упадке ("AgoraVox", Франция)

Все, от школы до культурной индустрии, постоянно учит молодых французов тому, что у них нет идентичности, или, скорее, что она «множественная», короче говоря, что это ничто… Молодой француз сегодня не знает, что он француз, у него нет духа общности, он не способен объединиться с другими для победы над врагом ни на улице, ни на поле боя. Посмотрите эти видео, где чеченские солдаты держат друг друга за плечи, касаются друг друга, опираются друг на друга: они братья. Поставьте лицом к лицу служащих французской армии, напыщенных коммунитаризмом, и спросите себя, у какой команды больше шансов на победу... Таким образом, доведенные до бессилия изоляцией, мы больше не имеем никакой последовательности, мы стать слабым без всякой силы характера,

В этом контексте, как мы можем удивляться тому, что эти французы говорят ерунду и не понимают того презрения, которое питают к ним англосаксы и стремятся быть в этом признанными? Хоуп всегда разочаровывал английский нарциссизм. Англосаксы практически не интересуются французской культурой. Это агрессивные и полностью зацикленные на себе народы, которые лишь мыслят свое отношение к другим народам в форме инструментализации. Я извиняюсь перед прекрасными людьми, которых встретил в этих странах, и я не отрицаю их качеств, они есть у всех народов, но это реальность отношений, которые они установили с нами. Наоборот, сравним с интересом россиян к французской традиции. Здесь снова нет недостатка в примерах и они не проявляют снисходительности, в отличие от отношения, которое у англо-саксов к нам. Спросите у англичанина, знает ли он Мирей Матье, Патрисию Каас или других… Это не значит, что перед нами маяки французской культуры, но факт в том, что эти художники тем не менее могут заинтересовать любопытную публику и открыться. А мы, французы, к кому мы чувствуем себя ближе всего? О невероятной глубине русской культуры, сегодня заклейменной со всей Европы (вот действительно отличный пример: попытка убрать имя Солженицына из колледжа из-за связей писателя с Владимиром Путиным. случай явно не удался. Но самое меньшее, что можно сказать, это то, что мы, как народ, не выходим из такого спора), что является позором, от которого нам будет трудно отмыться, или же из школы поверхностности, что такое английский или американская культура? Конечно, эти две культуры нельзя свести к потоку глупостей, которыми они нас затопляют. Однако надо признать, что англосаксы являются хозяевами культурной индустрии , этой гигантской работы по товаризации культуры и огрублению народов. Англо-саксонское господство сделало нас теми, кто мы есть, но народ, который не умеет идентифицировать своих врагов, все еще остается народом?

Исторически, в чем нам упрекнуть русских? Разве они когда-нибудь вели агрессивную военную кампанию против нас? Они когда-нибудь презирали нас? Баланс того, в чем нам потом приходится их упрекать, близок к нулю. И наоборот, должны ли мы перечислить все нападения, которым мы подверглись со стороны англичан и других американцев? Из всех пакостей постоянные французские трепки? Они победили нас в военном отношении (и как тут не поразиться неописуемой посредственности французских господствующих классов?), затем унизили морально, чтобы, наконец, постоянно смотреть на нас свысока. Как можно не видеть, куда нам, французам, следует повернуть? Русские менее дезорганизованы, чем мы, как народ, поэтому они все еще способны определить источник своих проблем в своих врагах.Лондон станет первым городом, подвергшимся бомбардировке их ядерными ракетами.. Французский пудель, поскольку мы не более чем пудели, предпочитает лаять на врагов своего хозяина, даже если это означает совершение несправедливости и бесчестие. Когда американский орел приказывает французской собачке напасть на русского медведя, не нужно быть прорицателем, чтобы понять, что эта история для нас плохо кончится. Но это судьба всех народов настолько дезорганизованных, что уже не умеющих идентифицировать своих врагов, задушенных пропагандой СМИ, образами, быстротой мышления. В смутном сознании французской массы сливаются индивидуальные представления о своих и чужих, что является обещанием грядущих бедствий еще более разительных, чем поражение 40-х. Но народ в состоянии амнезии не обречен ли вновь переживать катастрофы его история?