Фото: Никита Цицаги/NEWS.ru/ВС РФ в зоне СВО
Ветеран СВО старший лейтенант с позывным Дикий, удостоенный Ордена Мужества, рассказал NEWS.ru о боях в Запорожской области и контрнаступлении ВСУ, объяснил, как смотрят на жизнь военные, побывавшие в окопах, и как изменилась российская армия в ходе конфликта на Украине.
Патриоты идут на фронт
— Как вы попали на СВО?
— Это был далёкий 2022 год. СВО началась в феврале. Я тогда думал, что российская армия — одна из сильнейших в мире, мобилизации не будет, а контрактники сами всё сделают. Но получилось как получилось. Когда объявили частичную мобилизацию (21 сентября 2022 года. — NEWS.ru), я был уверен на сто процентов, что попаду под неё. Во-первых, у меня было звание старшего сержанта, во-вторых, достаточно редкая на то время специальность — оператор-наводчик БМП-3. Это хорошая машина, я был уверен, что пригожусь и попаду в зону СВО, но думал, что не в первой волне. У меня не было боевого опыта.
Повестка пришла домой, когда меня не было. Её приняла бабушка. Я подумал, что если один раз прислали повестку, то она придёт во второй и в третий. Зачем ждать? Недолго думая, сам пошёл в военкомат. Так я оказался на СВО.
— Какой была подготовка перед отправкой в зону спецоперации?
— Сначала нас отправили в распределительные центры, потом собирали в полк. Как только он был укомплектован до нужного количества, нас привезли в парк «Патриот», где в течение месяца проходила военная подготовка. Были стрельбы, слаживание подразделений, полевая медицина, тактика — основы общеармейского боя.
— Что вы почувствовали, когда попали в зону боевых действий?
— Для большинства из нас, тех, кто не стал скрываться и пошёл в военкомат, это был патриотический подъём, как бы громко это ни звучало. Мы были убеждены, что идём в зону СВО не умирать, а защищать территорию России и русских людей. Ещё десять лет назад я думал и говорил, что будет серьёзный конфликт, исходя из того, как развивалась ситуация. Рано или поздно всё должно было прийти к военному конфликту, так что я был морально готов. Посчитал, что, раз это выпало на мой век, надо справиться.
Кроме того, я посещал русский патриотический отряд и занимался физической подготовкой. Активно участвовал в походах и объездил на велосипеде почти всю Россию. Так что я был готов и физически.
Я шёл на СВО с единственной целью — защищать родных и близких, чтобы их потом не коснулись тяготы и лишения военного времени.
О власти и ответственности
— После двух лет службы ваши взгляды на патриотизм изменились?
— Скорее чётче определились акценты...
— Как?
— Как я любил Россию, так и люблю, но у меня определилось отношение к руководству страны. Наши проблемы заключаются не в верховной власти и в народе. Руководители делают то, что надо, принимают соответствующие решения, а люди в целом хорошие, тем более наш народ большой и многонациональный. Проблемы заключаются в среднем звене — в тех, кто непосредственно должен доводить приказы до исполнителей, распределять силы и средства. Власть выделяет деньги на что-то, а в среднем звене все это разворовывается. До народа и непосредственных исполнителей доходят копейки.
С идеологической точки зрения моё отношение к властям не изменилось. Но хотелось бы, чтобы Россия действовала жёстче. Не в плане всех разбомбить и убить, а проводить жёсткую политику в интересах русского государства. Мы хотим быть друзьями всем вокруг, а так не бывает. К сожалению, в нынешней ситуации нам нельзя отвлекаться на всех, нужно в первую очередь защищать свои интересы. Как только мы решим свои задачи, можно дружить со всеми.
Я могу судить об ответственности власти, потому что пришёл на СВО как сержант, потом получил первое офицерское звание и дорос до командира роты. Сейчас мне дали старшего лейтенанта. Я вижу, что очень многое зависит от младшего командного звена на местах. В армии это командиры роты и батальона. В гражданских структурах это депутаты и местная власть — мэры, главы районов и областей. Если люди в этом звене прогибаются или безынициативные, им всё равно, то это очень плохо. Их надо отстранять. Если начальник хромает, то и всё подразделение хромает. В мирной жизни с этим ещё можно мириться, а в военное время это недопустимо. Ценой ошибок могут быть жизни, а они бесценны.
Что изменилось в зоне СВО с 2022 года
— На СВО следуют суворовской науке — бить врага с меньшими потерями, чем у него. В идеале можно обойтись без потерь среди своих? Или, как в Первую Мировую, давят массой?
— Проще привести примеры. Летом 2023 года в Работино, когда украинцы пошли в контрнаступление, была задница. Тогда уже летали первые дроны-камикадзе противника, а у нас их было раз-два и обчёлся в некоторых подразделениях. Что такое «Мавик» (Mavic — серия БПЛА китайской фирмы DJI. — NEWS.ru), даже и не знали. Артиллерии и техники у украинцев тоже было больше, чем у нас. В ответ на каждые десять прилётов снарядов ВСУ наши посылали всего один-два в ответ. Тогда разворачивание промышленности на военные нужды только начиналось, и Евгений Пригожин (связанный с ЧВК «Вагнер» бизнесмен. — NEWS.ru) тогда спрашивал, где наши снаряды. Ситуацию исправляли мужеством русского солдата. Контрнаступление врага остановили людьми, грубо говоря.
К началу 2024 года ситуация начала меняться, а сейчас кардинально перевернулась. Через полгода после контрнаступления, когда мы понемногу стали отбивать позиции, я уже слышал, как по противнику прилетают наши ФАБ. Вдруг началось: и ФАБ летают, и «Грады» работают, и ствольная артиллерия стала часто стрелять. Сейчас у нас полное доминирование в этом вопросе.
— Как это сказалось на тактике и стиле боевых действий?
— Раньше все прорывы закрывали людьми и техникой, их бросали на штурмы. Сейчас сначала по врагу плотно работает артиллерия, потом проводятся наблюдение и разведка и опять работает артиллерия, накрывая то, что не разбила с первого раза. Затем на зачистку идут люди. Иногда это нужно, чтобы показать — позиция наша, отметиться там и закрепиться. Контроль за ситуацией ведут артиллерия и дроны. БПЛА теперь много.
Как живут военные на СВО
— Как на СВО обстоят дела с бытовыми условиями?
— Когда мы оказались на СВО в 2022 году, у нас было всё, что положено по армейскому снабжению, — макароны, крупы и тушёнка. Вначале возникали трудности с водой. Там, где мы шли, она была солёная. Сначала воду везли из Крыма, после чего нашли нормальные местные источники. Доходило до того, что первые месяцы мы заказывали доставку еды из Москвы. У нас имелись деньги, и, раз была такая возможность, почему бы не заказать что-нибудь повкуснее?
Сейчас со снабжением всё в порядке. Мы готовим себе сами, есть свежие овощи и фрукты. В нашем пункте дислокации были построены три блиндажа как столовые для приёма пищи и блиндаж с кухней. Всё разнесено по разным местам, потому что дроны противника летают. Надо прятаться от них каждый раз в другом месте, чтобы нормально поесть.
— Как обстоит дело с волонтёрскими посылками и снабжением от «народного ВПК»?
— Вначале волонтёры нас часто выручали, это было полезно. Но сейчас, по крайней мере у нас в подразделении, чётко налажено снабжение по линии Минобороны. То, что широко доставляют волонтёры, нам уже не нужно. Например, носков, трусов и маек у нас столько, что с запасом хватит на ближайшие месяцы, склады забиты. Если от волонтёров приходят посылки с носками, я их передаю в соседние подразделения, где может быть нехватка одежды. Со снабжением по линии Минобороны стало гораздо лучше, чем год-два назад.
Что происходит на возвращённых Российской Федерациях территориях
— Много ли проукраинских «ждунов» осталось на возвращённых РФ территориях?
— Поначалу, в 2022-м, их хватало. Сейчас их число сильно сократилось. Чем ближе к окончанию СВО, тем меньше «ждунов», потому что есть реальный риск ответить за свои слова и действия. Мы "сдаём" контрразведке тех, кто нам активно мешал и сообщал противнику сведения о нас. Тихих мы не трогаем. У моего подразделения в тылу есть село, где среди 20–30 жителей есть пара-тройка «ждунов». Они нам открыто говорят, что хотели бы оставаться украинцами, но дальше слов ничего не идёт. Мы их не трогаем.
— За два года службы когда было труднее и страшнее всего?
— Летом 2023-го, когда мы отбивали контрнаступление. Мы стоим на направлении Работино, и в тот период было трудно. Сейчас это не очень активный участок СВО, можно сказать, спокойный. Мы стараемся наступать.
Как СВО меняет людей
— Говорят, что война психологически «засасывает». Это правда?
— Конечно. Если ты два года подряд занимаешься одним делом, хочешь не хочешь, оно становится частью тебя и твоего мышления. Сейчас я нахожусь на реабилитации после ранения, и первый месяц мне было очень тяжело. Я каждый день связывался со своим подразделением, узнавал, что там и как.
— Накладывает ли это отпечаток на общение с близкими?
— В какой-то степени. За два года жизнь людей в глубине России практически не изменилась. Как они работали, так и работают, может, кто-то женился или появились дети. Но в целом ритм жизни, образ мышления, хобби остались такие же, как и раньше. Я приезжаю и уже не чувствую себя частью той жизни, какая была два года назад. Как будто я здесь лишний. Встречаюсь с друзьями и знакомыми, они рассказывают какие-то истории, я им киваю, мол, да, ребята, круто. Но то, что для них круто, для меня уже не имеет никакого значения, потому что взгляды и ценности изменились. Вы здесь живёте и отдыхаете, а мы там воюем. Это два абсолютно разных мира.
— Возникает когнитивный диссонанс, противопоставление военных и гражданских внутри общества?
— Нет, в том-то и дело, что при всём диссонансе противопоставления нет. В этом и заключается величие России, что мы можем себе позволить воевать, в то время как большая часть страны живёт обычной жизнью, как будто вокруг ничего не происходит.
Нужна ли новая мобилизация
— Может быть, нужно всех мобилизовать, как в Великую Отечественную войну — всё для фронта, всё для Победы?
— Нет. Добровольцев хватает, военное производство увеличивается, снабжение улучшается. Гнать всех подряд к станку или на СВО смысла нет.
Не секрет, что у нас не все поддерживают СВО. Есть люди, которые высказываются против такого решения проблем. Если их поставить в жёсткие условия, мы можем получить бунт или саботаж. Это абсолютно не нужно. Лучше работать умнее — с помощью грамотной пропаганды и преференций. Этим занимается государство.
О работе с людьми
— Вас наградили Орденом Мужества — за что, если не секрет?
— За то, что не смогли сбежать. (Усмехается.) Во время отражения контрнаступления ВСУ в 2023 году возникла ситуация, когда я с частью подразделения остался на позициях. Мы их удерживали несколько дней, а соседи отступили. Нам отступать было ещё опаснее, чем оставаться, и мы остались. В конце концов нас выручили. Мне вручили Орден в совокупности за то, что я несколько дней там делал и руководил людьми.
— После таких передряг людям нужно восстанавливать нервы. Как они это делают в боевых условиях?
— Командир общается, ведёт разговоры по душам. Осторожные беседы, чтобы дать человеку выговориться в обязательном порядке и понять его настроения. Некоторым после боя надо побыть одним — у нас для этого сделан отдельный блиндаж. Для сброса напряжения после смены на передовой людям дают два дня на отдых: отбирают оружие и делай что хочешь. Хоть пей, хоть гуляй, хоть на голове стой, только не навреди самому себе и не мешай другим.