Смерть «героям», или о природе фашизма

Публицист Егор Холмогоров – о метафизической сущности абсолютного врага

Егор Холмогоров. Фото из личного архива

За последние десятилетия наша интеллектуальная среда пережила волны реабилитации фашизма. Под фашизмом, уточню сразу, я имею в виду не конкретное политическое движение в Италии, созданное Муссолини, а весь спектр идейно близких ультраправых движений в Европе 1920-40-х годов, выступавших единым фронтом в единой коалиции в годы Второй Мировой Войны. 

Тут вместе и рядом и германский национал-социализм Гитлера, и фалангизм в Испании, и британский фашизм Мосли, и вишистский монархизм Морраса и многие другие течения.  

Консервативная мысль в России, начиная с 1990-х годов, проявляла к ним известный интерес - кого-то привлекал консервативно-революционный дух, кого-то бескомпромиссный национализм, кого-то - радикальная эстетика, кого-то противостояние как утомившему нас коммунизму, так и западным либеральным демократиям.  

Так или иначе, одно время неофашистская мода казалась почти мейнстримом. Всё,  что ненавидел постсоветский человек в своем бытии, отождествлялось с тем, с чем боролись фашисты и, как результат, то тут то там можно было услышать о том, что Гитлер кое в чем был прав и если бы не нападение на СССР и не "эксцессы с евреями" это был бы, пожалуй, неплохой парень.  

Многим уже казалось непонятно то чувство экзистенциального ужаса и отвращения, которое испытывали к фашизму сражавшиеся с ним наши старшие поколения. Многие относили этот ужас за счет грамотной работы советской пропаганды, слепившей, якобы, из обычных германских захватчиков каких-то потусторонних монстров.  

Одесская Хатынь поставила жестокий и страшный эксперимент, показав нам лицо фашизма как оно есть. И выяснилось, что фашизм - и в самом деле вопрос не политики, а антропологии, что экзистенциальный разрыв действительно существует и проходит поверх идеологий. Возникшее чувство отвращения к содеянному объединяет и консерватора, и либерала, и националиста, и коммуниста, и атеиста, и христианина. 

И столь же пестра коалиция тех, кто поддерживает ту сторону - тех, кого не коробит от вида тел сожженных людей, кого не возмущают шуточки про "колорадский шашлык", кому не зазорно передавать ложь украинских пропагандистов о том, что "сепаратисты сами себя сожгли", называя её "объективной версией". 

Выбор "свой-чужой" делается не в сфере идеологии, а в исповедуемой философии жизни. 

Я постараюсь объяснить, что такое фашизм в той степени, в которой сам это понимаю. И может быть в одесской трагедии многое встанет на свои места. 

Человек - существо, остро переживающее свою неполноценность и стремящееся её устранить.

Как отмечал великий русский философ Несмелов - всё наше существование задается противоречием между нашей физической природой - слабой, ограниченной и тленной и нашей духовной природой - безграничной, устремленной к знанию и могуществу. 

По христианскому учению, эта двойственность связана с нашим грехопадением: каждый человек ощущает в себе природу и силы первозданного Адама, но наша практическая жизнь - это ежеминутное подтверждение нашего ничтожества и слабости. Всё человеческое общество, вся человеческая культура, вся человеческая деятельность - это способы разными способами заполнить разрыв между нашим царским призванием и актуальным ничтожеством. 

Кто-то в молитве призывает божественное восполнение нашей немощи, кто-то надеется овладеть силами магии, кто-то создает хитроумные машины, расширяющие возможности человека, кто-то совершает подвиг, доказывая, что немощь плоти не накладывает оков на силы его духа. 

Сущность фашизма как философии жизни в том, что в ней один человек утверждает собственную онтологическую полноценность, полноту своего бытия, свой статус истинного человека за счет унижения, порабощения, уничтожения другого человека. 

"Я убиваю и я унижаю, следовательно, я существую". Я могу бессмысленно и бесцельно мучить другого, следовательно, я высшее существо и человек вполне. Гений Достоевского с его великим вопросом: "Тварь я дрожащая, или право имею?" - предугадал этот жизненный центр этой фашистской философии.

Но ответ писателя в образе Раскольникова мог породить иллюзию, что практическое воплощение этого принципа невозможно, так как будет сокрушено силами человеческой совести.  

Нет смысла прибегать к передаваемой Раушнингом сомнительной цитате из Гитлера о "грязной химере именуемой совестью", чтобы признать, что сущность фашизма как социальной технологии состояла именно в снятии совести и прочих ограничителей стремления к господству, с тем, чтобы создать касту господ, возвышающуюся над кастой рабов, орден убийц, безжалостно утверждающий своё право смерти и страдания над убиваемыми. 

Здесь работают также инструменты коллективного сплачивания "господ" в противостоянии низшим - национального, классового, партийного. 

Здесь работает и специфический героический миф - фашистский культ героя очень развит. Однако он весьма специфичен, - это не культ героя нисходящего к людям, отирающего слезы, утоляющего боль, прикрывающего их своей грудью. 

Это культ героя с презрением к смерти и толпе идущего по голова и трупам, способного, не дрогнув ни жилкой, убивать и умирать. 

Характерно в этом смысле обращение фашизма к историческому образцу Древней Спарты. 

Спартанский опыт может быть прочитан двояко. Либо через образ Леонида и его 300 воинов (говорят сейчас в Славянске появился плакат "300 стрелковцев"), образ жертвы собой ради отечества, воспитания могучего воина, скованного самодисциплиной и одушевленного патриотическим духом. 

Но может быть спартанский опыт прочитан и через практику криптий, через жестокое господство над илотами, через тайные убийства и атмосферу безграничного террора и насилия. И тогда подготовка идеального воина оказывается нужной исключительно для того, чтобы порабощать, унижать и убивать. 

Между этими двумя гранями спартанского опыта - идеальный воин и идеальный господин-рабовладелец - большинство европейских народов выбрало первую. Фашизм выбрал вторую. Он привлекал и привлекает молодых людей героической риторикой, обещанием воспитать бескомпромиссность и силу духа, выработать из слабого слишком человека подлинного сверхчеловека. 

Однако высшим актом самореализации этого сверхчеловечества оказывается убийство беззащитного, безоружного и слабого, сопровождаемое истязаниями и издевательствами. Такое убийство ставится фашистом гораздо выше, чем убийство врага в честном бою. 

Победитель доказывает только то, что он - хороший воин. Каратель утверждает себя как господин. 

Именно эта антропология и философия жизни фашизма оттолкнули от него большинство здравомыслящих людей Европы и мира в годы Второй Мировой - ни национализм, ни империализм, ни милитаризм, ни сам по себе антисемитизм Гитлера не имели бы такого эффекта, не подняли бы такой волны отвращения и гнева, как садистская самоупоенность нацистских карателей. 

Именно ответ на вопрос, кто такой человек - существо страдающее и борющееся или же мучащее и подавляющее - разделил фашизм и антифашизм поверх идеологических барьеров. 

Сегодня на Украине мы видим возрождение фашизма в его антропологическом ядре. Мы видим субтильных юношей и девушек, ощутивших свой сверхчеловеческий статус, вдыхая запах сожженной плоти замученных ими в Одессе людей. 

Мы читаем их признания в гордости от содеянного. Мы слышим "Слава героям!", в котором четко проговаривается: "Слава безжалостным убийцам!". Мы слышим лжепремьера Украины, восславляющего карателей под Славянском сравнением с "героями УПА". 

Мы наблюдаем за классической фашистской манипуляцией - человека превращают в "колорада", жука, а жука несложно и раздавить - дегуманизация оппонента - классический фашистский прием. 

Наши кулаки сжимаются и мы говорим: "Никогда больше!". Никогда больше "сверхчеловек" не будет мучить человека. Никогда "герой" не будет наслаждаться мучениями жертвы. В нашей собственной суровости нет ни жестокости, ни стремления к чужим мучениям. 

Просто "герой" должен умереть, чтобы он перестал убивать других людей. Навсегда. 

P.S. Редко так случается, что жизнь почти немедленно подтверждает сделанные в философском тексте выводы. Но на этот раз случилось именно так. 9 мая нацгвардия, «Правый Сектор» и военные структуры олигарха Коломойского напали на Мариуполь, открыв огонь по выполняющей свой долг милиции (тем самым, кстати, полностью развеяв миф о «легитимности» насилия хунты). Но были с позором отбиты – мариупольцы с голыми руками бросались на БТР, милиционеры под гранатометным огнем прицельно били по террористам. 

И вот что по итогам первого боя карательного батальона «Днепр» пишет в фейсбуке прославившийся фразой «Давать мразям-сепаратистам любые обещания, а потом вешать» заместитель Коломойского Филатов: 

«Из наших убитых двое… Замкомбата и еще боец. Напали первыми, изподтишка… Местные мариупольские власти – подонки, кто будет облизывать любого диктатора… Подлое племя генетических рабов». 

Изумление самоназначенного господина, что те, кого он записал в генетические рабы, смеют ему не подчиняться, а вместо этого нападают (тут он, впрочем, лжет, напали как раз каратели, а мариупольцы отважно защищались). 

Филатов, безусловно, носитель образцового фашистского сознания. И тем характерней его ограничения – фашистам оказывается сразу очень неуютно, когда «рабы» вместо того, чтобы быть безгласными жертвами, дают отпор.