"...В новых условиях, надо было либо ждать в Крыму одесских событий, либо играть на опережение - все действительно решалось уже в считанные дни..."
Максим Соколов. Фото: Глеб Щелкунов
Строгое осуждение моего, пользуясь ленинским выражением, либерального ренегатства началось не вчера и не в этом десятилетии, и даже не в этом веке. Констатация того, что «оказался наш певец не певцом, а сукою», звучала еще в 1990-е годы в связи с чеченской кампанией, когда прогрессивная общественность обнаружила огорчительную для нее эволюцию моих взглядов в сторону всё большего консерватизма.
И с конца 1990-х годов вплоть до сего дня я мог ответить на это только цитированием А. Линкольна — «Я не давал обещания, что никогда не поумнею». Более того, я не считаю, что оценка непоколебимой твердости воззрений «Все кузни обошел, а не кован воротился» является такой уж похвальной.
Если за четверть века — и каких четверть века, тут год должен идти за два если не за три — воззрения человека нимало не переменились и ни одна йота из благовествования «Голоса Америки» образца 1980 года не пройдена, то такая либеральная ортодоксия граничит с полной герметичностью сознания, не реагирующего ни на какие сигналы из внешнего мира. Попросту говоря, хоть кол на голове теши. Кто-то считает такую твердоголовость достоинством, кто-то и нет.
Но вот что странно. При довольно большом количестве написанного и произнесенного мною — журналистика есть поденщина, и нужно постоянно выдавать продукцию — критикам либерального ренегатства, если уж они так хотят критиковать, не доставило бы ни малейшего труда отыскать в моих текстах четвертьвековой или около этого давности целый набор положений, с которыми я теперь не совсем бы согласился или вовсе не согласился.
Взять хотя бы эволюцию отношения к нашим иностранным партнерам — от Эстонии до США. Благодатнейшая тема для припечатывания.
Однако по неясной мне причине скоро уже год, как в качестве доказательного материала упоминается лишь одна моя заметка из «Коммерсанта» от 27 января 1992 года «ВС РФ: офигение в Тавриде. Российский парламент предъявил претензии на Крым». Странно, потому что именно в этом тексте эволюция (она же — деградация) взглядов минимальна.
Наверное, сейчас бы я поправил текст в сторону меньшей стилистической бойкости — все-таки писал его, когда был почти в два раза моложе, — но под козырным пассажем, который, собственно, и цитируется, готов подписаться и сейчас. Говоря о претензиях хасбулатовского Верховного Совета на Крым, провозглашенных через полтора месяца после утвержденных тем же Верховным Советом Беловежских соглашений, я писал: «Последствия военного конфликта из-за Крыма вообще мало предсказуемы, но мирный аншлюс спорного полуострова был бы сомнительной удачей. Крым полностью интегрирован в украинскую экономику: из Украины поступает питьевая вода, львиная доля продовольствия, 100% угля и сахара, 90% электроэнергии, 55% нефтепродуктов. В случае аншлюса из трех железных дорог, связывающих Крым с материком, остается только паромная переправа через Керченский пролив... Причем в придачу к экономически нежизнеспособному острову Россия получила бы еще и сильное крымско-татарское национальное движение, лидеры которого предпочитают иметь дело с Украиной». Впрочем, об экономических трудностях аншлюса мне доводилось писать неоднократно, в том числе и в нулевых годах, когда Ю.М. Лужков возбуждался и желал идти воевать крымского хана.
Не отрекаюсь я от сказанного в январе 1992 года и сегодня. При прочих равных условиях лучше было бы воздержаться от аншлюса — и дорого, и международные осложнения. Но именно — при прочих равных условиях. А они суть: минимально вменяемая политика украинского руководства и отсутствие совсем уже откровенного вмешательства третьих держав в украинские дела.
Двадцать два года — вплоть до «революции достоинства» 2014-го — эти условия более или менее соблюдались. Никто и не помышлял об аншлюсе Крыма при Януковиче. А равно и при Кучме, и даже при Ющенко. Не потому, что они были верными российскими союзниками — этого не скажешь даже про Януковича, не говоря уже о прочих, — но потому, что они хоть как-то видели берега.
С 22 же февраля 2014 года эти условия окончательно сделались достоянием прошлого. Крым ждал майданных «поездов дружбы» и отъема Севастопольской базы у Черноморского флота России. В пользу новых преданных друзей Украины.
При таких принципиально новых условиях надо было либо ждать в Крыму одесских, а равно донбасских событий, либо играть на опережение — всё действительно решалось уже в считаные дни. Руководство РФ решило не дожидаться большой крови в Крыму — опыт крымских кампаний прошлого говорил о крайней ожесточенности сражений — и пошло на аншлюс. Все экономические и внешнеполитические последствия этого шага, безусловно, осознавались.
Плохо, когда через Перекоп не поступают необходимые жизненные припасы, но существенно хуже, когда через Перекоп приезжают «поезда дружбы». Чтобы не допустить варианта «Дорогу нашим славным батальонам, спасет страну коричневый оплот» приходится идти на многие издержки.
27 января 1992 года, когда писалась старая заметка, на Украине вообще ничего не происходило и движение к аншлюсу в тех условиях было признаком тяжелого офигения ВС РФ. Двадцать два года спустя, в конце зимы 2014 года, на Украине происходило такое, что из различных тяжелых для России вариантов аншлюс был наименее плохим. Видеть это существенное различие — это даже не либеральное ренегатство, а равно и не фашизм, путинизм, злейший русский империализм, а всего лишь минимальная зрячесть.
Если моя вина в том, что я хоть и подслеповат, но все-таки вижу то, чего невозможно было не видеть, я принимаю это обвинение.