Гражданская война – закономерный итог глобализации. Ростислав Ищенко

Все идеологии подобны, но левые идеологии имеют одно коренное отличие от правых. Правые ― консерваторы, традиционалисты. Они стремятся сохранить устои существующего общества и государства. Поэтому они ориентированы на защиту интересов государства и народа. Они близки к националистам, но обычные правые (консерваторы) считают народом представителей всех наций, которые населяют данное государство и придерживаются его традиций. Националисты же пытаются вывести нацию как некий абсолютно чистый субстрат, постоянно на этом обжигаясь, ибо нет абсолютно чистых представителей любой существующей нации.

Логика правых консерваторов идеально сформулирована древними китайцами (которые к тому времени уже несколько сотен лет находились под влиянием патриархально-традиционалистской идеологии Конфуция): «Варвар, живущий, как ханец, ― ханец. Ханец, живущий, как варвар, ― варвар». То есть неважно, кто ты по происхождению, важно, культура какого общества стала для тебя своей.

Таким образом, правый консерватизм отделяет своё общество от остальных и выдвигает условия, определяющие принадлежность к этому обществу. Но он не отрицает право других обществ существовать в том виде, который продиктован их культурой и традициями.

Левые движения отличаются от правых тем, что хотят осчастливить весь мир. Левым всегда кажется, что они знают универсальный рецепт счастья для всех народов. Отсюда жестокость всех левых революций ― от либерально-буржуазных до социал-демократических и коммунистических (пролетарских). Кстати, национал-социализм Гитлера тоже позиционировал себя как левое революционное движение (он только человечество ограничивал арийцами). Если ты знаешь, что у тебя в руках находится универсальный рецепт счастья, то тебе легко прийти к выводу, что абсолютно все, кто с тобой не согласен, ― враги не одного народа, а всего человечества, и чем быстрее они будут уничтожены, тем будет лучше всем.

По этой же причине левые являются атеистами (даже если это буржуазные либералы эпохи Великой французской революции или современные леволиберальные глобалисты). Признать наличие Бога ― разрушить основы любой левой идеологии. Ведь, как было сказано выше, любой левый считает себя обладателем универсального рецепта спасения всего человечества. Но всеведущ и всесилен лишь Господь. Таким образом, претендуя на универсализм, левые отрицают Бога. Поэтому левый атеизм естественен, а «православные коммунисты» и не православные, и не коммунисты.

Если ты знаешь универсальный рецепт счастья, то ты сам претендуешь на место Господа в мироздании и второй Господь тебе не нужен. Вот левые и отрицают Бога, видя в нём конкурента в борьбе за умы и сердца людей. Когда отрицать Бога было ещё невозможно (в XIV–XVI веках) тогдашние квазилевые движения отрицали официальную религию, изобретая собственные суррогаты, позволяющие оттеснить Бога на второй план за счёт признания за проповедником, а в идеале и за каждым человеком, права трактовать слово Божие и следовать в своей жизни не предустановленным правилам, а собственным трактовкам. Отрицая правила и превознося собственное право на трактовку, тогдашние предшественники левых (ещё не знавшие, что они левые) делали ту же работу, что и современные леволиберальные глобалисты, ― разрушали моральные, культурные и идейные основы общества.

Но ведь то же самое делали и французские революционеры (от жирондистов до левых термидорианцев), тем же отметились и большевики. Разрушение памятников и искоренение религии ― родовые черты любого левого движения.

И действительно, имея рецепт построения универсального (доселе небывалого) общества всеобщего благоденствия, необходимо расчистить для этого нового общества площадку. Старые общественные структуры мешают, даже если они не сопротивляются, даже если приветствуют новое. А потому должны быть уничтожены. Но, как только общество понимает, что революционеры пришли не улучшать, а уничтожать имеющееся ради какого-то гипотетического «лучшего мира», оно начинает сопротивляться и вспыхивает гражданская война.

Даже если левые в гражданской войне побеждают (что в последние триста лет случается довольно часто), они всё равно терпят поражение на идеологическом фронте. Ибо сама победа в гражданской войне даётся им только в том случае, если они принимают необходимость интеграции своих идей в существующую общественную структуру. А затем за несколько лет или несколько десятилетий общество перемалывает идеи и возвращается в нормальное состояние (правда, ценой больших человеческих и материальных потерь). Если же левые вовсе отказываются от компромиссов, то они терпят в гражданской войне поражение. Так как рано или поздно оказываются одни против всех. Каждому человеку и каждой социальной группе что-то в обществе может не нравиться, и он бы хотел это что-то изменить. Но не ценой уничтожения всего общества, привычного образа жизни, смены традиций, отказа от веры предков и т. д.

Именно поэтому большинство левых партий рано или поздно интегрируется в актуальную общественно-политическую структуру, сохраняя от своей левизны только название и отдельные (несущественные) программные положения. Впрочем, спрос на левый радикализм всегда существует, и на смену «изменникам» приходят новые поколения революционеров, создающие новые партии.

В современном мире мы стали свидетелями обратного явления. Модную леволиберальную глобалистскую идеологию приняли такие традиционалистские силы, как германские ХДС/ХСС, французские голлисты, британские консерваторы и Демократическая партия США (равно как и значительная часть Республиканской партии). На их место начали выдвигаться новые правые несистемные политики («Альтернатива для Германии», группа республиканцев, сделавшая ставку на несистемного традиционалиста Трампа, и т. д.). То есть вместо традиционного поправения левых и выдвижения на их место новых радикалов мы видим полевение правых и выдвижение на место полевевших новых консерваторов. Эта внезапная смена стандарта обусловлена природой глобализма, родившегося как универсалистская идеология правоконсервативной в своей основе американской системы.

За счёт занятия США позиции мирового гегемона впервые консерватизм получил возможность глобального распространения. Но он тут же переродился в леволиберальный глобализм со всеми присущими левым движениям пороками: отрицание традиционных ценностей, религии, суверенитета национальных государств, стремление силой загнать всё человечество в леволиберальное «счастье».

Но правые, ставшие левыми, не избежали проблем традиционных левых. Силовое насаждение леволиберальной идеологии стало вызывать возрастающее сопротивление как на мировой периферии, так и в центре глобальной империи ― в странах объединённого Запада. Это сопротивление становилось тем сильнее, чем сильнее было давление глобалистов. В конечном итоге дальнейшее продвижение леволиберальных ценностей стало возможно только при помощи революционного насилия. Отсюда «цветные» перевороты и гражданские войны, развязанные на чужих территориях американскими глобалистами.

В целом, Милошевич, Кучма, Янукович, Шеварднадзе и другие жертвы «цветных» путчей в значительно большей степени соответствовали интересам США как государства, чем любые их преемники. Но они не соответствовали интересам и взглядам леволиберальных элит. Государству США было выгодно иметь сильных стабильных союзников, способных защищать свои национальные интересы. Но леволиберальная идеология требовала разрушения национальных государств и создания на их месте беспомощных протекторатов, управляемых столь же беспомощными «птенцами Сороса». Поскольку же приход глобалистов к власти в этих (и других постсоциалистических и постсоветских) государствах мирным путём был невозможен (за них не голосовали народы), пришлось прибегать к революционному насилию.

Однако сам факт перехода к насилию свидетельствовал о критической слабости системы, неспособной обеспечить привлекательность своего «светлого будущего» для всего человечества. Неудивительно, что, ввязавшись в продвижение леволиберальных идей по всему миру, глобалисты бездарно растратили ресурсы и начали терять опору в собственной базе ― на Западе (в США и Западной Европе). Выяснилось, что честные выборы они начинают проигрывать везде. А рост популярности консервативных сил был настолько взрывным, что стало понятно ― до абсолютного всемирно-исторического поражения леволиберальных глобалистов остались один-два избирательных цикла.

Особенно их страшило переизбрание на второй срок Дональда Трампа. Его повторное президентство разрушило бы версию глобалистов о случайном помутнении разума американских избирателей и продемонстрировало бы явную тенденцию к поддержке ими консервативных политиков. За второй трамповский срок глобалисты потеряли бы контроль над американскими политическими структурами. Это дало бы сильнейший стимул европейским консерваторам, и политический ландшафт Западной Европы тоже критически бы изменился.

Леволиберальные глобалисты ничем не отличаются от традиционных левых. Они настолько верят в сверхценность своих идей, что готовы ради их торжества убивать миллионами и разрушать не только чужие государства, но и свои. Чтобы не допустить второго срока Трампа, они развязали в США цветной мятеж. Этот мятеж благополучно проскочил стадию традиционного «майдана», сразу же перейдя в фазу общегосударственного путча с серьёзной силовой составляющей и с быстрым перетеканием в состояние гражданской войны.

Поскольку же опасность грозила глобалистам не только в США, но и в Европе, путч быстро перекинулся через океан, накрыв Великобританию, Францию, Германию, Бельгию. Глобалисты пытаются сохранить контроль над объединённым Западом (как плацдарм к мировому господству) даже ценой разрушительной гражданской войны на самом Западе. Как всякие левые они считают, что захват ими власти оправдывает любые жертвы.

Глобалисты будут пытаться разжечь огонь гражданских конфликтов и в других странах. Им нужен весь мир. Они мнят себя демиургами и делают мировую революцию. Практика и опыт свидетельствуют, что в тех странах, где у глобалистов нет такой мощной опоры, как в США (где их поддерживает до половины всего населения), они делают ставку на союз с любыми маргинальными общественными силами (коммунистами, националистами, социал-демократами, анархистами, фашистами) ― с кем угодно, лишь бы против консервативной традиционалистской власти. Более того, они всегда пытаются вывести на протест бок о бок представителей диаметрально противоположных политических сил, чтобы показать, что власть надоела всем, против неё «весь народ». Хотя на самом деле разнообразные маргинальные партии и группы, пытающиеся представлять «весь народ», могут совокупно насчитывать 100–200 тысяч человек.

Фактически сегодня в мире востребованы только две идеологии. Леволиберальные революционные глобалисты сражаются с правотрадиционалистскими контрреволюционными консерваторами. Последние стремятся сохранить стабильность нашего мира. Первые желают любой ценой его разрушить до основания, чтобы затем строить что-то новое, считая это новое универсальным рецептом счастья всего человечества.

Лично вы можете считать себя коммунистом, либералом, националистом, анархистом, кем угодно, но в этом противостоянии вы всё равно окажетесь на чьей-то стороне. Если вы за порядок и стабильность, то, будь вы в душе хоть трижды коммунистом, вы контрреволюционный традиционалист-консерватор. Если вы за революцию, за права меньшинств и вам «власть надоела», то вы леволиберальный революционер-глобалист, даже если считаете себя махровым праворадикальным националистом.

Это как после октября 1917 года. Политических течений на руинах империи было много, но воевали друг с другом красные и белые, а остальные были либо с одними, либо с другими. Могли и менять сторону, но за пределы дихотомии (за красных или за белых) не выходили.

В отличие от предшествующих революций, нынешнее противостояние опасно тем, что носит действительно глобальный характер. Если леволиберальные революционеры смогут устроить действительно всемирный мятеж, то после окончания первой глобальной гражданской войны (чьей бы победой она ни завершилась) может не остаться ресурсов для восстановления цивилизации. Поэтому важен осмысленный, а не эмоциональный выбор каждого.

Ростислав Ищенко