"География это судьба"...

    Недавно я впервые в жизни посетил Новодевичье кладбище...Было очень интересно. Ибо это кладбище —  не просто некрополь, а высеченная в камне и бронзе сконцентрированная история России... Первое, что невольно отмечаешь, — это обилие памятников военным. Маршалы, генералы, герои известных и полузабытых войн. Сначала это немного удивляет, невольно возникает чувство, что ты находишься не на кладбище, а в мемориальном комплексе. Но после недолгих размышлений это обилие памятников военным предстает в ином свете. Начинаешь понимать, что это не культ войны, как может показаться какому-нибудь заезжему иностранцу или не очень хорошо знающему историю обывателю. Это суровая констатация факта, высеченная в граните и отлитая в металле. Эти памятники — прямое следствие географии нашей страны. Россия, раскинувшаяся значительной своей частью на гигантской, открытой всем ветрам и нашествиям, лишенной естественных преград равнине, на перекрестке путей из Европы в Азию, всегда была лакомым куском и удобным путем для завоевателей. Ей веками приходилось отстаивать в боях свое право на существование, расплачиваясь за место под солнцем кровью своих защитников. Не будь этих людей, чьи имена выбиты на надгробиях, не будь самой мощной в мире армии, не существовало бы и самой России. История нашей страны — это история перманентной обороны, бесконечных войн и побед. И корень этой многовековой битвы за выживание кроется в простой, неумолимой формуле, чью истинность подтверждает вся мировая история: география — это судьба...

Эту аксиому не придумали в кабинетах. Ее высекли в клинописных табличках и вырезали на папирусах самые первые цивилизации, возникшие в колыбели человечества — на Ближнем Востоке. Шумеры, Вавилон, Древний Египет. Их расцвет был прямым следствием их месторасположения. Плодородные илистые почвы в долинах Тигра, Евфрата и Нила дарили невиданные урожаи. Но эти же реки, требовавшие строительства сложнейших ирригационных систем, стали матрицей для возникновения централизованной власти, чиновничества, письменности и арифметики для учета, законов для регулирования, астрономии для предсказания разливов и геометрии для восстановления границ полей после паводков. Пустыни и горы, окружавшие эти долины, служили естественным барьером, позволявшим накапливать богатство и знания. Они стали первыми «банковскими ячейками» человечества.

Эстафету их достижений, как драценный груз, переняли соседи, чья география диктовала иные, но столь же эффективные стратегии развития. Греция, с ее изрезанной береговой линией, тысячами островов и бедными каменистыми почвами, была обречена стать нацией мореплавателей, торговцев и колонистов. Море диктовало необходимость кораблестроения, навигации, смелости. Горные хребты, изолировавшие полисы, способствовали уникальному феномену политического творчества — демократии в Афинах, олигархии в Спарте, философии, театру, искусству спора. Их знания, их культурные коды были следующим логичным шагом в цепочке исторического присвоения.

И этот шаг сделал Рим. Расположенный в центре Апеннинского полуострова, на перекрестке сухопутных и морских путей, он использовал свою географию как трамплин для тотальной экспансии. Римская империя стала величайшим в истории коллекционером и консолидатором чужих достижений. Это была не просто империя, это была гигантская помпа, перекачивавшая ресурсы и ценности всего Средиземноморья и большей части Европы в один имперский центр. Золото и серебро Испании, хлеб Египта и Северной Африки, рабы с Ближнего Востока, мрамор из Греции, искусство, философия, инженерные знания — все это текло в Рим, питая его мощь, роскошь и архитектурное величие. Рим ограбил античный мир системно, методично, по-государственному, заложив парадигму, которая будет повторяться веками.

С падением Рима эстафета грабежа, сменившая лишь форму, но не суть, перешла к молодой, голодной и динамичной Европе. Ее взгляд, жаждавший ресурсов и легитимности, устремился на богатейшую империю того времени — Византию, прямую наследницу Рима. Четвертый крестовый поход, кульминацией которого стало разграбление Константинополя в 1204 году, — хрестоматийный пример. Хронист тех событий Жоффруа де Виллардуэн с почти бухгалтерской точностью описывал масштабы мародерства. Храмы, дворцы, библиотеки — все было разорено до основания. В Европу хлынули несметные сокровища, реликвии, сотни тонн золота и серебра. Это ограбление стало одним из ключевых финансовых инъекций в сердце нищей средневековой Европы, капиталом, который в значительной степени профинансировал ее будущий Ренессанс и рывок.

И этот рывок, основанный на той же парадигме внешней эксплуатации, оказался самым глобальным в истории. Эпоха Великих географических открытий, вызванная в том числе и желанием обойти контролируемые османами торговые пути, открыла для Европы Мировой океан. Последующие пять столетий, с XVI по XX век, стали временем беспрецедентного, тотального ограбления планеты. Испания и Португалия, а затем Голландия, Великобритания и Франция выстроили колониальные империи. Серебро Потоси и золото Мексики, пряности и ресурсы Индии, миллионы рабов из Африки, плантации Северной и Южной Америки — все это стало топливом для европейского промышленного переворота, научно-технического прогресса и того уровня процветания, который мы ассоциируем со Старым Светом. Колониализм был глобализированной, усовершенствованной версией римской практики: метрополия выкачивала ресурсы из периферии, обогащаясь и развиваясь за ее счет.

В XX веке роль главного бенефициара глобальных потрясений по праву перешла к Новому Свету. Соединенные Штаты Америки, чья география по сути островная, будучи отделены от евразийского котла войн двумя океанами, были надежно защищены от разрушений, опустошавших Европу и Азию. Обе Мировые войны стали для США мощнейшим экономическим катализатором. Согласно данным экономической историографии, если до Второй мировой войны на долю США приходилось около 30% мирового ВВП, то после ее окончания — уже около 50%. Этот скачок был обеспечен тремя факторами. Во-первых, «бегство капиталов»: европейские промышленники и финансисты вкладывали деньги в безопасную американскую экономику. Во-вторых, «утечка мозгов»: массовая эмиграция в США лучших ученых, инженеров и деятелей культуры, спасавшихся от войн и тоталитарных режимов. Альберт Эйнштейн, Энрико Ферми, Джон фон Нейман — эти имена, определившие лицо XX века, нашли приют и возможности в Америке. В-третьих, колоссальные промышленные заказы: сначала по программе ленд-лиза, а затем по плану Маршалла по восстановлению разрушенной европейской экономики. Америка, не знавшая войны на своей территории, стала арсеналом, кредитором и архитектором послевоенного мира, что и закрепило ее глобальную гегемонию.

Но, пожалуй, самый показательный и поучительный пример трансформации судьбы под влиянием географии и исторического случая — это Швейцария. Сегодня — это синоним стабильности, процветания и надежности. Но так было не всегда. Еще в позднем Средневековье это была нищая, отсталая горная территория, своего рода европейский Афганистан. Основными занятиями швейцарских горцев были скудное скотоводство, грабеж проезжающих через альпийские перевалы торговых караванов, охрана этих же караванов, а также наемничество в армиях более богатых на тот момент стран. Отсюда, кстати, и происходит слово «швейцар» — так в Европе называли стражников и привратников, набиравшихся из швейцарских наемников.

Перелом в судьбе этого клочка земли начался с политических и финансовых потрясений в соседних странах. В 1307 году французский король Филипп IV Красивый начал гонения на орден тамплиеров, обладавший самой развитой по тем временам финансовой сетью. Согласно ряду исторических источников, прежде всего хроникам Гильома де Нанжи, часть тамплиеров смогла найти убежище в труднодоступных альпийских долинах. Они принесли с собой не только часть сокровищ, но, что гораздо важнее, уникальные знания в области банковского дела, бухгалтерии, вексельных расчетов, а также бесценные деловые связи по всей Европе. Затем, в эпоху Реформации и последовавших за ней кровопролитных религиозных войн, Швейцария, провозгласившая нейтралитет, стала убежищем для преследуемых групп. Сюда массово бежали гугеноты из Франции, кальвинисты, анабаптисты — люди, как правило, образованные, предприимчивые, с капиталами и передовыми ремесленными технологиями. Они везли с собой деньги, умения и коммерческую хватку. География — Альпы, служившие естественной крепостью, и расположение в самом центре европейских коммуникаций — превратили страну в идеальный и неприступный сейф.

Окончательно статус Швейцарии как вечно нейтрального государства был закреплен на Венском конгрессе 1815 года, и ключевую роль в этом решении сыграла Российская империя. Российский император Александр I был одним из главных архитекторов послевоенной системы европейской безопасности, и навязанный швейцарским кантонам «вечный» нейтралитет стал ее элементом. Именно этот, признанный великими державами, нейтральный статус позволил Швейцарии избежать разрушений в последующих общеевропейских конфликтах и плавно трансформироваться в мировой финансовый центр. Уровень жизни в стране начал неуклонно расти. Этот пример наглядно доказывает простую истину: не этнические особенности или некое врожденное превосходство определяют богатство нации, а выгодная география и способность использовать предоставленный историей шанс. Живи на месте швейцарцев афганцы, обладающие схожим горным рельефом, но находящиеся на перекрестке сухопутных путей завоеваний, их судьба, вероятно, сложилась бы иначе. Но будь их нейтралитет так же гарантирован великими державами, и хлынь в их горы капиталы и «мозги» извне, их экономическое развитие, вполне возможно, пошло бы по схожему пути...

Россия — это антипод и вечный оппонент швейцарской судьбы. Если швейцарское процветание — следствие защищенной, «крепостной» географии, то российская история — это многовековой урок выживания на открытой, безграничной равнине. Великая Русская равнина не имела естественных преград ни на западе, ни на востоке. Она была и остается гигантским коридором, по которому веками прокатывались волны нашествий: с востока — монголо-татарские орды, с запада — рыцари-крестоносцы, польско-литовские интервенты, армии Карла XII, Наполеона, кайзеровской Германии, Гитлера. Каждое из этих вторжений ставило под вопрос само существование российской государственности. Ответом на этот перманентный вызов стала тотальная милитаризация государства и создание одной из сильнейших в мире армий. Это была не прихоть правителей, а суровая необходимость, продиктованная картой. Государство, которое не могло бы эффективно обороняться на такой территории, было бы неминуемо стерто с лица земли и поглощено соседями. Не будь у России сильной армии, ее пространства давно стали бы ареной для экспансионистских проектов других держав. Памятники на Новодевичьем кладбище — это молчаливое, но неумолимое подтверждение этой простой и жестокой истины. Это цена за право занимать свою землю.

...Эта цена иногда принимала и невоенные формы. Ярким примером того, как география вынуждает к стратегическому отступлению, является судьба Русской Америки. Как раз сегодня в США отмечается «День Аляски». Именно в этот день 18 октября 1867 года над столицей русских поселений в Северной Америке Новоархангельском был спущен российский флаг и поднят американский. Площадь в полтора миллиона квадратных километров перешла под суверенитет Соединенных Штатов.

Это решение, инициированное генерал-губернатором Восточной Сибири Николаем Муравьевым-Амурским еще в 1853 году, было продиктовано в первую очередь географией и стратегической обстановкой. Российская империя, только начавшая освоение Приамурья, Приморья и Сахалина, физически не имела ресурсов — ни человеческих, ни финансовых, ни логистических — чтобы удерживать и защищать столь отдаленные заморские территории. Русское население Аляски насчитывало тогда лишь 600-800 человек, что делало эти владения крайне уязвимыми. Угрозу представляли не только примерно 40 тысяч враждебно настроенных индейцев, но и растущее влияние других держав. Прежде всего, речь шла о Великобритании: ее торговцы и колонисты, чьи владения в Канаде граничили с Русской Америкой, зачастую подстрекали местные племена против русских поселенцев. Одновременно с этим на тихоокеанское побережье начали активно просачиваться американские предприниматели и миссионеры, чья деятельность также подрывала российский суверенитет. Продажа Аляски стала вынужденным стратегическим ходом, позволившим сконцентрировать силы на укреплении позиций на Дальнем Востоке, чья география — в виде протяженных сухопутных границ и незамерзающих портов — была кровно связана с ядром государства. Это был трезвый расчет, а не проявление слабости, продиктованный тем же неумолимым законом пространства.

Таким образом, прогулка среди молчаливых камней Новодевичьего кладбища волей-неволей наводит на глобальные исторические параллели. От долин Нила и Евфрата до неприступных альпийских цитаделей и бескрайних русских равнин — везде прослеживается одна и та же неразрывная нить. И дело не только в горах и проливах. Географическая широта, определяющая суровость климата и скудость почв; океанические течения, диктующие ритм торговли и миграции; доступ к ресурсам и удаленность от центров цивилизации — все это грани единой судьбоносной силы.

География задает вызовы. Она диктует народам необходимость строить ирригационные каналы или боевые корабли, возводить крепостные стены или создавать банковские сети. Она определяет, кому суждено стать вечным воином, вынужденным веками отстаивать свое право на жизнь с оружием в руках, а кому — стать вечным банкиром, аккумулирующим и приумножающим чужие капиталы под защитой гор и международных договоров. И пока на карте мира существуют различные широты и климатические пояса, равнины и горы, проливы и океаны, эта формула будет оставаться единственным непреложным законом мировой политики...

География — это действительно судьба. И судьба России, если судить по ее ландшафту, — быть не просто щитом. Быть щитом — это лишь часть миссии, рожденной необходимостью. Гораздо важнее иное — быть стержнем. Стержнем гигантского евразийского пространства, вокруг которого веками складывался баланс сил. Эта роль научила не только обороняться, но и объединять, не только выдерживать натиск, но и предлагать свои правила игры. Опыт выживания и сохранения идентичности в таких масштабах — это и есть главный стратегический ресурс России, превращающий ее из обороняющейся крепости в одного из архитекторов миропорядка...

Текст создан DeepSeek и rusfact.ru